Счастливчик Фил

Фил Хилл, небольшого роста человек с черными, аккуратно подстриженными волосами, вложил письмо в конверт, бросил его в ящик стола. "Мне опять везет",- подумал он и невесело улыбнулся.

Многие считали Фила везунчиком. Семья его, жившая в фешенебельном пригороде Лос-Анджелеса - Санта-Монике, не была особенно богатой. Однако когда Филу исполнилось двенадцать, он получил наследство - пятьдесят тысяч долларов и большую виллу. Но главное, что оставила богатая и почти неизвестная ему тетушка,- гараж с настоящим (что из того, что это была всего лишь старенькая "жестяная Лиззи") автомобилем и... волшебную комнату. Обитая темно-красным бархатом, с громадным черным роялем, она была полна музыки. Здесь жили произведения всех лучших композиторов мира - оперы, симфонии, балеты. С тех пор музыка стала второй привязанностью Фила.

Но первой все же оставались автомобили. Тихий и застенчивый юноша забывал про все на свете, если в его руках оказывался английский автомобильный журнал. "Эм-Джи", "Ягуар", "Альфа-Ромео" и десятки, сотни, тысячи других автомобильных имен зачаровывали его, уводили за собой в волшебную страну красоты, гармонии, гоночных страстей.

Филу уже исполнилось двадцать, но он продолжал жить в окружении несколько нереального мира, где друзьями его были Бетховен, Вивальди и автомобильные книги. В этом возрасте молодому человеку вроде бы уже положено знать, кем он хочет быть в этой жизни. Но Фил, похоже, и не задумывался, чем будет заниматься. Два года он играл на трубе в джаз-оркестре, но слушать музыку ему нравилось больше, чем играть самому. Он изучал иностранные языки в Калифорнийском университете, но только для того, чтобы читать французские, итальянские, немецкие автомобильные издания.

Годы шли, и Фил так бы, наверное, и остался богатым бездельником, если бы в 1952 году он не попал в Ле-Ман. Знаменитая 24-часовая французская гонка потрясла его. Отныне сердце американца было отдано красным итальянским автомобилям "Феррари". Вернувшись в Штаты, Фил купил у представителя завода Луиджи Чинетти подержанный спортивный "Феррари" и одержал на нем несколько побед.

Чинетти, сам в прошлом автогонщик, счел нужным отписать "коммендаторе" - есть, мол, тут, шеф, один интересный парнишка. Энцо Феррари посоветовал не торопиться, но не упускать американца из вида. Ждать пришлось недолго. В 1954 году Хилл занял второе место в труднейшей гонке "Каррера Панамерикана".

"Старый хозяин" в Маранелло хорошо понял, что американский любитель на частном автомобиле показал выдающийся результат. Ведь он уступил только заводскому гонщику "Феррари" Умберто Мальоли на специально подготовленной машине. И в 1955 году Фил Хилл стал гонщиком "Феррари". Это был предел мечтаний.

Он боготворил "коммендаторе". Преклонялся перед итальянскими конструкторами. Гонщики команды казались ему недосягаемыми великанами. Даже механики "Феррари" были не только лучшими в мире, но и наделенными какими-то сверхчеловеческими качествами, колдунами, которые могут все.

По условиям контракта Хилл мог сесть за руль формулы 1 только через три сезона, если, конечно, за это время не "разочарует команду". Но этот пункт договора казался переполненному счастьем американцу такой мелочью! За восемь сезонов участия в чемпионате спортивных прототипов он принес "Феррари" десять побед. В том числе три - в главной гонке сезона, 24-часовых состязаниях в Ле-Мане.

Фил был счастлив. Он переехал жить в Италию. Здесь ему нравилось все - люди, автомобили, даже погода. Теплая зима и сухое, не слишком жаркое лето напоминали ему родную Калифорнию. А как много было в Италии музыки! Он наслаждался миланским "Ла Скала", объездил всю страну, если не всю Европу, выискивая церкви, славящиеся своими органами и органистами.

А между тем годы шли. Впервые за руль настоящего "монопосто" Фил сел а тридцать один год. Он давно вышел из юношеского возраста, хотя еще и не до конца расстался с юношеской восторженностью. С невероятной же восприимчивостью, какой-то детской беззащитностью ему не суждено расстаться никогда.

В первый свой сезон он занял 10-е место в чемпионате мира. В 59-м - уже четвертое. В следующем сезоне Хилл - лучший в команде "Феррари", хотя в чемпионате только пятый с одной (первой своей в Ф1) победой - на Гран при Италии в Монце.

Трасса "Монца" вообще стала для Хилла счастливой. Он был там четвертым, вторым, затем первым и, наконец, 10 сентября 1961 года на "Монце" он стал чемпионом мира. Счастливая трасса, которую счастливчик Фил впоследствии будет ненавидеть всю жизнь...

"Монцу" многие называли опасной. Особенно ругали крутой наклонный вираж "Параболика". Но Фил не разделял этих опасений. Риск - неотъемлемая часть гонок. А трудные трассы, сложные, "убийственные" повороты - это романтика и традиции, без которых автоспорт просто неинтересен. Так думал он до десятого сентября...

В тот день вокруг гоночного кольца в двадцати километрах от Милана собралось полторы сотни тысяч зрителей. Болельщики стоически переносили страшную духоту. Гонщик "Феррари" обязательно должен был стать чемпионом мира, а ради такого события стоило потерпеть пару-тройку часов. Кто же приведет "гарцующего жеребца" итальянской команды к чемпионскому венку? Немецкий барон Вольфганг Берг фон Трипс или богатый калифорниец - Фил Хилл. Только у этих двоих еще были шансы выиграть первенство мира. Как и предполагали, гонщик "Феррари", победив в Монце, стал чемпионом мира. Вот только какова будет цена этой победы, не мог предвидеть никто.

Только начался второй круг гонки, когда "Феррари" фон Трипса в повороте "Параболика" на скорости 180 км/ч коснулся колесом зеленого "Лотоса" молодого шотландца Джима Кларка. Машина немца внезапно потеряла управление, развернулась поперек трассы и, пробив ограждение, врезалась в толпу зрителей. Гонка продолжалась. Хилл шел к своей второй итальянской победе, а судьи и их добровольные помощники прикрывали окровавленные останки первым что попало под руку - газетами.

На финише Фил узнал, что стал чемпионом мира. Потому что выиграл этот этап. И потому, что единственный его соперник - его друг Вольфганг фон Трипс погиб, похоронив под обломками своего "Феррари" тринадцать зрителей.

Никогда и никому Фил не рассказывал о том, что он думал, что чувствовал тогда. И даже не потому, что не любил изливать свою душу. Словами это невозможно было передать. Будто посреди веселого, полного света праздника внезапно наступила темнота - абсолютная, вечная. За несколько дней, часов, минут рухнули, рассыпались в прах его представления о мире, как о волшебной стране, в которой сбываются мечты.

На следующий день итальянские газеты вышли с аршинными заголовками:
"Трипс - мертв, Хилл - чемпион!" У дверей Хилла дежурили репортеры. Фил спасался от всего этого в церкви. Слушал орган, но вместо успокоения хор пел "Трипс - мертв! Трипс - мертв!"

Межсезонье прошло для него как в тумане. Он почти не воспринимал окружающее, жил словно во сне. А между тем в команде происходили серьезные изменения. Трагедия в Монце не только перевернула жизнь Хилла, она словно бы разделила "Феррари" на два лагеря. Выразив "коммендаторе" свое несогласие с его методами руководства, ушли главный конструктор Карло Читти и менеджер Ромуло Тавони.

Место последнего занял Драгони, бизнесмен, сколотивший свое состояние на фармацевтике. От Тавони он отличался отсутствием чувства юмора и крайним национализмом. Чемпионом мира должен быть итальянец - решил он. А этот заокеанский хлюпик пусть лучше ходит на концерты.

Все решилось очень быстро. У Хилла после злополучной Монцы появилась привычка приходить в боксы с карандашом и нотной тетрадью. Будто две самые большие его страсти объединились, чтобы помочь ему преодолеть себя. В такие моменты все окружающее будто переставало для него существовать. Оставались только звуки. Привычные, слышанные, кажется, миллионы раз. Вот двигатель басовито рокочет на низких оборотах... Тихо насвистывает кто-то из механиков... Падает гаечный ключ... А вот визжат шины, и тут же глухо, утробно переключаются передачи в коробке... Сидя на перевернутом деревянном ящике неподалеку от боксов, он замирал ненадолго, прислушиваясь, а потом быстро записывал в нотные линейки неразборчивые закорючки.

- Проклятая пружина! Похоже, нашему синьору американцу придется в воскресенье гоняться на том самом ящике, на котором он сидит!

- Вот уж никто от этого не заплачет!

- Твоя правда, Альфредо, этот Хилл давно у всех вот где! И чего он там строчит? Шел бы себе...

- Говорят, он пишет мюзикл о жизни механиков "Феррари"! Композитор!

- Он всегда был немного того. А в прошлом году в Монце и вовсе свихнулся.

Хилл услышал этот разговор совершенно случайно. На мгновенье стихла музыка, звучавшая в душе, и стало тихо-тихо. Фил спрятал в карман скомканную тетрадь и помахал рукой механикам:

- Грацио, синьоре!

Встретив вскоре Драгони, он высказал менеджеру все, что думает о нем, о команде, о машинах "Феррари", конструкторах и даже и самом хозяине. Драгони словно только этого и ждал. Разговор был тут же передан Энцо Феррари, и через несколько дней пришло письмо. "Считаем своим долгом...".

Сейчас ему седьмой десяток. Автомобильные журналы очено нечасто вспоминают "тихого американца",хотя других чемпионов не забывают. Возможно, потому, что Хилл совсем не типичный пример. Он не разбился на моторной лодке, как Пирони, не стал ругаться и организовывать мотогонки, как Шехтер. Он даже не писал книг, доказывая всему миру свою правоту. Феррари выбросил его, как использованную покрышку, мир автогонок предал его. И что же? Раз в год Фил появляется в Италии, на знаменитой гонке старинных автомобилей "Тарга Флорио" за рулем... "Феррари"! Те, кто в прошлом знали его и могли оценить присущий Хиллу мягкий интеллигентный юмор, намек поняли правильно. Люди могут обмануть, будто говорит Хилл, улыбаясь, как обычно. Автомобили - никогда. Автомобили и музыка. Он счастлив. Он всегда был счастливчиком!